Жил-был царь, и у него было три сына. Он был очень стар, а тут у него жена померла — стал еще старее. Прослышал этот царь, что есть за тридевять земель, в тридесятом государстве у Усоньши-богатырши живая и мертвая вода и молодильные яблоки. Сделал этот царь обед для черни, а после обеда начал вызов: не выищется ли кто, кто бы достал живой и мертвой воды и молодильных яблок. И никто не вызвался. Сделал тогда царь обед для войска, и тоже никто не вызвался. Тогда видят дети, что царь очень предался печали, потому что никто не может достать живой и мертвой воды и молодильных яблок, и сами вызвались. Старшего сына звали Дмитрий-царевич, среднего — Алексей-царевич, а младшего — Иван-царевич. Только они друг с другом условились, что, если один поедет и пропадет, другой бы ехал, и если другой пропадет, ехал бы третий.
Приходит старший сын к отцу и говорит: «Батюшка, благословите меня! Я поеду, достану живой и мертвой воды и молодильных яблок». Царь был очень рад, благословил своего сына, приказал собрать корабль и отпустил его с генерал-адмиралом. Ехали они сутки, двое; корабль их шел сначала как следует, а на третьи сутки вдруг полетел как птица. Они спускали и паруса, бросали якоря — ничто не могло удержать его. На четвертые сутки прибыл корабль их к высокому острову, и стояли они около него двое суток. На третьи сутки собрался царевич с генерал-адмиралом на тот остров. Взошли они на него, а на острове преотличные плоды, растения, цветы. Дмитрий-царевич и говорит: «Если бы не поехали мы за тридевять земель, в тридесятое царство, мы бы никогда этого не увидели». И вот, когда ходили они по острову, появилась птичка; она очень Дмитрию-царевичу понравилась, и стал он за ней ходить; хочет ее поймать, а она отлетит и опять сядет — так он и не может ее поймать. Генерал-адмирал говорит: «Дмитрий-царевич! Бросьте за этой птичкой ходить — я уж очень стар, нет моих больше сил!» Он ему отвечает: «Нет, генерал-адмирал, я такой птички за всю жизнь не видал и, может быть, не увижу; я с ней не расстанусь, как-нибудь да поймаю». Только ходит, ходит, все не может поймать.
И говорит Дмитрий-царевич: «Ну, генерал-адмирал, ступай на корабль; если через трое суток я не буду, то ты отправляйся на родину к отцу, а я, если назад не возвращусь, где меня бог благословит, там и буду». Генерал-адмирал отправился на корабль, а он стал за птичкой ходить. Сколько ни ходил, все не мог поймать; пришла темная ночь, птичка порхнула в куст и пропала. Ходил Дмитрий-царевич всю ночь, заблудился в лесу и говорит: «Господи, послал бы ты на меня злого человека или лютого зверя!» Когда он эти слова проговорил, смотрит: сделалась тропинка в лесу. Пошел он по этой тропинке, видит, стоит хижина — вся мохом заросла. Он входит в эту хижину, а в ней сидит старый старик с большой седой бородой. Когда он вошел, старик и говорит: «Здравствуй, Дмитрий-царевич! Я тебя сколько ждал! Что ты — волею или неволею, или своею большою охотою? Дело пытаешь или от дела лытаешь?» Он, как царский сын, на старика закричал: «Старый черт! Не напоил, не накормил, а спрашиваешь!» Старик на него взглянул свирепо и говорит: «Я таких не люблю; хоть ты и царский сын, я постарше тебя!» И приказал взять его в темницу и давать ему в сутки немного воды и фунт хлеба.
Генерал-адмирал, когда прошло трое суток, обил свой корабль черным трауром и отправился в свое государство. Когда приехал, ударил из пушки: известил, что приехал. Царь вышел на балкон, видит, что корабль в черном трауре. Посылает он адъютанта: «Поди узнай, что за корабль пришел?» Адъютант съездил, приезжает, говорит, что это тот самый корабль, на котором поехал Дмитрий-царевич за живой и мертвой водой и за молодильными яблоками. Приезжает сам царь к кораблю; генерал-адмирал вышел к нему навстречу и упал на колени. «Простите, — говорит, — меня, царь-государь! Когда, — говорит, — поехали мы с вашим сыном, два дня корабль шел хорошо, а на третий день полетел как птица. На четвертые сутки прибыл он к острову; мы вышли на тот остров с вашим сыном, а на острове различные плоды, цветы, птицы поют. И ваш сын за птичкой стал ходить и пропал с ней!» Берет его за руки царь, заплакал: «Стало быть, наше несчастье такое, генерал-адмирал!» И с того раза царь предался еще больше горести и печали.
Много ли, мало ли времени прошло, приходит к отцу второй сын — Алексей-царевич. «Благослови меня, батюшка! Где мой старший брат пропал, и я там пропаду. А может быть, и достану вам молодильных яблок, живой и мертвой воды». И отправил с ним царь этот же корабль с этим же генерал-адмиралом. Ехали они двое суток хорошо, на третьи сутки корабль их полетел как птица; они снимали паруса, бросали якоря — не могли остановить корабль. На четвертые сутки прибыли они к острову. Вышел Алексей-царевич с генерал-адмиралом на остров, и все произошло так, как и с Дмитрием-царевичем. Царевич удивился красоте острова, погнался за той же птичкой и попал в тюрьму к тому же старичку. Прошло шестеро суток, а его нет. Генерал-адмирал обил корабль черным трауром и отправился в свое государство. Прибыл, выстрелил из пушки. Приезжает к нему сам царь, он вышел к нему навстречу, упал на колени. «Государь! Хотите, — говорит, — меня казните, хотите вешайте, все то же случилось!» Государь заплакал: «Что же, — говорит, — я тебя загублю — детей не ворочу! Стало быть, наше несчастье с тобой такое!»
Проходит некоторое время, приходит Иван-царевич к царю и говорит: «Батюшка! Я хочу тоже ехать; может, погибну там, где мои братья погибли, может, привезу вам молодильных яблок, живой и мертвой воды». А отец стал его упрашивать: «Ах, милый мой сын! Как же я тебя отпущу? Ты еще молод, нигде еще не бывал! Я, — говорит, — очень стар, помру, на кого я царство оставлю?» Сколько он ни удерживал его, не мог удержать — отпустил. Призвал царь генерал-адмирала. «Как можно, — говорит, — берегитесь того места, откуда у вас корабль летит как птица!» Отслужили молебен, и отправился Иван-царевич с генерал-адмиралом в путь.
Идут сутки, другие, на третьи сутки опять полетел их корабль как птица. Генерал-адмирал стал приказывать спускать паруса, якоря бросить, а Иван-царевич говорит: «Не нужно ничего, пускай несется». И прибыл их корабль к самому острову. Генерал-адмирал говорит: «Вот ваши братцы на этом острове пропали!» — «Ну, если мои братья на этом острове пропали, пойду и я на него!» Высадились они на остров и видят то же самое: плоды, птички поют. Иван-царевич удивился: «Ах, генерал-адмирал! Если б я не поехал сюда, никогда бы этого не увидел!» Ходили они, ходили по острову, вдруг явилась эта же птичка. Царевич за ней стал ходить, генерал-адмирал и говорит: «Иван-царевич! Не ходите за этой птичкой: за ней ваши братья ходили и пропали!» — «Ну, когда мои братья из-за этой птички пропали, я их найду или умру!» Потом говорит он генерал-адмиралу: «Отправляйся, генерал-адмирал, на корабль, жди меня три месяца; прождешь три месяца, жди три недели; прождешь три недели, жди три дня. Прождешь три дня и, если меня не будет, отправляйся в свое царство».
Генерал-адмирал пошел на корабль, а Иван-царевич стал птичку ловить. Пришла темная ночь, птичка порхнула в лес и пропала, а Иван-царевич остался один. Ходил он по лесу и не нашел никого. «Ах, — говорит, — здесь нет никого!» Только проговорил это, тропинка явилась перед ним, и он пошел по ней. Подходит к той самой хижине, к которой и его братья подходили. «Слава тебе, господи! Теперь жить могу, попал на жилье!» Входит в хижину и видит: сидит старик. «А, — говорит, — Иван-царевич! Сколько лет я тебя ждал, насилу дождался… Что ты — волею или неволею, или своею большою охотою? Дело пытаешь или от дела лытаешь?» — «Ах, — говорит, — дедушка! Я не то что неволею, а больше своею охотою, и дело пытаю и от дела лытаю!» — «Вот, — говорит, — Иван-царевич! Я таких людей люблю, которые покорны старым людям. Ты есть хочешь, устал?» — «Да, — говорит, — устал: я целую ночь ходил!» Старик приказал, чтоб явилось двое кресел, и явилось двое кресел; и явились разные напитки, кушанья. И не видно было, кто что подавал. Только напились, наелись — музыка заиграла. Когда музыка кончилась, старик говорит: «Теперь вы напились, наелись, ложитесь спать, а утром встанете, что будет — сами увидите!» Поутру Иван-царевич просыпается, видит: он в таких палатах лежит, что чудо, и слуги ходят. Подходит к нему старик: «Иван-царевич! Вставайте, самовар готов!»
И так он жил, веселился; прошло два месяца, а ему показалось — три дня. Наконец старик у него спрашивает: «Что, Иван-царевич, куда вы едете, куда путь держите и что вам нужно?» Он ему в ответ: «Отец у нас стар, и прослышал он, что есть за тридевять земель, в тридесятом царстве Усоньша-богатырша, у которой молодильные яблоки, живая и мертвая вода. Я еду за ними». — «Ах, Иван-царевич! Вам трудно будет, но если я вам помогу, тогда вы сможете все это достать!» И говорит ему: «Ну, Иван-царевич, смотри на меня!» Пока Иван-царевич на него смотрел, он с него портрет списал. Списал с него портрет, посадил на стол, очертил мелом вокруг него чёлн, дал портрет и свои часы и говорит: «Смотри, Иван-царевич! Ты сможешь достать живую и мертвую воду и молодильные яблоки у Усоньши-богатырши только в двенадцатом часу. Когда подойдешь к ее дворцу, увидишь: стоят два богатыря, у каждого по палице в 500 пудов, и никого они не пропускают. Ты проходи в двенадцатом часу, тогда они спят, и назад старайся в этом же часу пройти. Когда ты пройдешь в сад, увидишь — стоят два льва, друг друга немного не достают, и стоят они у колодцев, где живая и мертвая вода; они в это время спят, и ты сможешь почерпнуть воду и пройти мимо них. А молодильные яблоки у Усоныпи-богатырши во дворце: тут растут деревья, а на них — молодильные яблоки. Ты в этот же час сможешь и их сорвать! Смотри же, когда, — говорит, — яблоки возьмешь, больше ничего не делай, я тебя прошу».
Только лишь старик проговорил эти слова, дунул на него, он и оказался в том государстве — у дворца Усоньши-богатырши. Видит: вдали два богатыря, посмотрел на часы — двенадцатый час, и те два богатыря спят. Проходит заставу, видит: львы стоят у колодцев, тоже спят. По левую сторону он взял мертвой, по правую — живой воды и пошел дальше. Приходит во дворец, в нем спит Усоньша-богатырша, а рядом с ней деревья с яблоками растут. Он подошел и сорвал несколько яблок; потом посмотрел на Усоньшу-богатыршу, и очень понравилась она ему; влюбился он и поцеловал ее. И вдруг видит, что осталось ему только четверть часа быть во дворце, схватил нечаянно ее часы и портрет, а свои часы и портрет оставил, выбежал за заставу, за которой был его челн, сел в него и поехал.
А Усоньша-богатырша тем временем проснулась и закричала: «Кто такой, каков невежа был в моем царстве?» И приказала в погоню броситься и догнать его. И вот-вот догонят его, он испугался и говорит: «Ах, дедушка, что ты со мной сделал? Должен я теперь погибнуть!» Только он эти слова проговорил, вдруг очутился опять у старика на столе. «Здравствуй, Иван-царевич! Я тебя уже давно дожидаюсь. Ну, — говорит, — расскажи, что ты, все ли достал?» — «Я все, дедушка, достал». — «Ну, — говорит, — покажи свой портрет и подай мои часы!» Он вынул портрет и часы: и портрет ее, и часы ее! Что делать? «Береги, — говорит старик, — этот портрет: в его рамке имеется самотряс-кошелек! А теперь время отправляться домой, осталось только три дня».
Взглянул Иван-царевич на старика и слезно заплакал. «О чем же ты, Иван-царевич, так сильно плачешь?» — «Ах, дедушка, как же мне не плакать? Я все достал, а братьев моих нет». — «Что же, Иван-царевич! Тебе, стало быть, желается своих братьев выручить? Они у меня!» — «Как же, — говорит, — мне не желательно, когда мы одной крови?» Пожалел его старик и приказал привести братьев. Их тут же привели. Увидали они своего брата и упали перед стариком на колени: «Дедушка, прости нас!» Старик им отвечает: «Я бы вас никогда не простил, да за брата вашего прощаю и отпускаю в свое государство».
Поблагодарили они старика, вышли из хижины. Пришли на берег моря, смотрят — корабль стоит. Увидал генерал-адмирал Ивана-царевича с братьями и забыл свою старость: бросился к ним. Разукрасили они корабль и отправились в свое государство. А Иван-царевич, может, ночи две не спал и крепким сном заснул. Братья же между собой говорят: «Что же, мы — старшие братья, мы ничего не достали, а он — младший брат, все достал и нас выручил. Отберем у него все, а ему подложим простых яблок и морской воды!» Взяли у него, у сонного, живую и мертвую воду, а ему влили морской, взяли молодильные яблоки, а ему положили простых.
Приезжают в свое государство. Генерал-адмирал выстрелил из пушки. Царю докладывают, что приехал корабль, на котором отправился генерал-адмирал. Царь сам приезжает к кораблю, увидал генерал-адмирала и всех своих трех сыновей, забыл старость свою, очень обрадовался. Приезжают во дворец, стал он у них спрашивать: «Что, дети мои, достали ли для меня что?» Иван-царевич говорит: «Всего я для вас достал: и молодильных яблок, и живой и мертвой воды!» И подает отцу воды. Отец выпил ее, и сделалась с ним рвота, и упал он в обморок от этой воды. Потребовали доктора, привели его в чувства. Иван-царевич вынимает яблоки. «Вот, — говорит, — как съедите, и сделаетесь молодым!»
Он съел — как был, так и остался стар. Старшие братья и говорят отцу: «Он все врет; мы все достали: живой и мертвой воды, и молодильных яблок!» Отец выпил их воды и сделался здрав, съел яблоки и сделался молодой, как и дети его.
Осердился он на Ивана-царевича, потребовал палача: «Вот тебе, палач, мой сын, отведи в поле, изруби его в мелкие кусочки и принеси мне меч в его крови!» Пошли они в поле, и горько Иван-царевич плачет; видит палач, что напрасно царевич погибает. Выходят они в чистое поле. Иван-царевич говорит: «Палач, не руби меня! Отрежь у меня с левой руки мизинец и помажь меч!» Палач отрезал у него мизинец и помазал меч кровью. Иван-царевич и говорит: «Палач, держи полу: я за это буду тебя благодарить!» Вынул он кошелек-самотряс и целую полу натряс ему золота. Распростился с палачом и отправился куда глаза глядят.
Приходит Иван-царевич в другое государство. Подходит к городу и видит: стережет пастух скотину. Он к пастуху: «Отдай одежду, а мою возьми себе!» Пастух говорит: «Как можно, вы надо мной смеетесь! Как можно вашу одежду на мой кафтан променять?» Но царевич снимает свое платье, отдает пастуху; а пастуший кафтан надевает. Поблагодарил пастуха и пошел в город.
Пришел он в город; идет, рассматривает, где что есть. Вот подходит к одной лавке: в ней старичок сидит, торгует. Он встал и смотрит на него. Старик спрашивает: «Кто ты такой?» Он ему отвечает: «Я не знаю откуда, не помню и родства!» А старик заметил, что он был красив и по словам неглупый, и начал его приглашать к себе жить. Детей же у этого старика, кроме дочери, не было. И остался царевич у старика. Когда он торговал, старику доход отличный был. Выстроил ему старик другую лавку и посадил одного торговать. День он торговал, два. На третий день отворил лавку, и шел полк солдат мимо, он говорит им: «Что есть в лавке, берите все себе!» Солдаты разобрали все, а он вынул кошелек-самотряс и во все ящики золота насыпал. Увидали старика купцы и спрашивают: «Где ты такого дурака себе взял?» — «А вам что же за дело?» — «Да нам со стороны жалко. Сегодня он отворил лавку, пустил солдат, и не чтоб какие от них барыши — всё разобрали дочиста». — «Хоть, — говорит, — весь товар у него разобрали задаром, а я всю жизнь не получал столько барыша, как от него». Купцы и говорят: «Постой, мы завтра раньше встанем и тоже солдат пустим!» Поутру рано встали. И вот идет полк солдат на ученье. Купцы говорят: «Солдаты, берите, что вам угодно!» Солдаты все забрали, и не осталось ничего у них: ни денег, ни товару. «Вот, — говорят, — старый, сам обанкротился и нас в банкроты произвел!»
Усоньша-богатырша с того времени, как Иван-царевич у нее был, родила двух сыновей, и дети ее росли не по дням, а по часам. Когда им было по пяти лет, стали они учиться грамоте. Только другие товарищи смеются над ними, говорят, что у них отца нет. Это им показалось обидно. Приходят они домой, плачут слезно. Мать на них смотрит: «Дети мои, о чем вы плачете?» — «Как же нам не плакать, когда другие дети говорят, что у нас отца нет». Она вздохнула и слезно заплакала: «Есть, — говорит, — у вас отец, да далеко: за тридевять земель, в тридесятом государстве царский сын, звать Иван-царевич и прекрасен собой!»
Дети начали мать просить: «Сделай милость, мамаша, поедем разыскивать папашу». Она снарядила корабль и поехала вместе с детьми отыскивать Ивана-царевича.
Приезжает она к царю, посылает посланника и письмо: «Выдайте мне Ивана-царевича, а не выдадите, я все царство огнем пожгу, а вас самих в плен возьму». Дорогу от своего корабля до царского дворца выстлала красным сукном. Царь призывает своих детей: «Ну, дети мои милые! Кто из вас виноват перед ней, ступайте к ней». Вот старший сын Дмитрий-царевич оделся в хорошую одежду и отправился к ней. Увидали его дети: «Мамаша! Это не наш ли идет папаша?» — «Нет, это, — говорит, — не папаша, а вашего папаши брат. Только он выдает себя за папашу и передо мною виновен». Дети и спрашивают: «Что ж прикажете с ним делать?» Она им отвечает: «Как придет, схватите и дайте ему двести пятьдесят ударов». Как только Дмитрий-царевич поравнялся с ними, они его схватили и дали двести пятьдесят ударов.
Еще Усоньша-богатырша посылает посланника и письмо: «Выдайте мне Ивана-царевича, а не выдадите, все царство огнем пожгу, всех в полон возьму». Опять царь призывает своих детей. «Кто из вас, — говорит, — виновен перед ней, ступайте к ней». Алексей-царевич надел хорошую одежду и идет к ней. Дети спрашивают: «Мамаша! Это не наш ли папаша идет?» — «Нет, — это вашего папаши брат». И этого схватили, дали двести пятьдесят ударов.
А Усоньша-богатырша снова Ивана-царевича требует. Тогда Дмитрий-царевич и Алексей-царевич падают на колени перед отцом. «Прости, — говорят, — нас, батюшка! Это наш брат все достал, а мы ничего не достали, он нас самих выручил из нужды!» — «Где же мы теперь можем его взять, когда я приказал палачу изрубить его в мелкие части?» Потребовали палача. «Если ты, — говорит царь, — моего сына изрубил, целые куски подай,мне сюда!» Палач падает на колени. «Я, — говорит, — вашего сына не убил, только мизинец отрезал». Царь поднимает его за руки, целует и пожаловал ему чин генерала. А сам разослал посланников по всем губерниям, по всем городам разыскивать его.
И вот приезжают посланники в тот самый город, где жил Иван-царевич. Рассказывают им, что у такого-то купца есть прекрасный человек, и у него нет пальца; только завтра свадьба будет: старик хочет его женить на своей дочери. Приходят посланники к царевичу, заметили, что на левой руке у него нет пальца, взяли его, посадили и увезли. А в городе говорят: «Непременно какой-нибудь разбойник, что-нибудь сделал и убежал».
Привозят его к отцу. Когда увидели его отец и братья, пали перед ним на колени и просят прощения. «На что ж, — говорит, — я вам понадобился? То был не нужен, то вдруг понадобился!» Царь ему говорит: «Усоньша-богатырша требует тебя». Иван-царевич заплакал: «Ах, господи, боже мой, то был в беде, а что теперь будет со мной?» Тотчас принесли ему царское платье, хотели одеть. «Мне не нужно, — говорит, — вашего платья, дайте мне худой кафтан». Дали ему худой кафтан и лапти худые; он сажей обмазался, пошел. Идет к Усоньше-богатырше, а дети говорят: «Какого это пугалища царь выслал?» А она им: «Нет, дети! Это ваш папаша; разуйте, разденьте его и как можно чище вымойте!» Как он поравнялся с ними, они взяли его, разули, раздели, вымыли, она подала одежду и приказала одеть его. Когда они одели его, привели к матери. Поздравляет она его с детьми и говорит: «Вы были в моем государстве, извольте меня замуж взять!» А он этому очень рад, берет ее за руки и приводит к отцу. «Вот, — говорит, — папаша, моя нареченная супруга». И царь очень рад.
У царя, конечно, не надо было пиво варить и вино готовить — все готово, сыграли тут же свадьбу. А после свадьбы Иван-царевич братьев своих с отцом оставил: отправился он с Усоньшей-богатыршей и с детьми в ее государство.
И до сих пор живут там.
(Худяков, записано в селе Мишино Зарайского уезда Рязанской губернии)
