У подножья лесистой черной горы, на песчаном берегу родника жил Караты-Каан, ездящий на вороном иноходце.
Однажды семеро его сыновей охотились, выехали в желтую степь и видят — ветхий домишко стоит, из дымохода дым тянется до синего неба. Проголодавшиеся и истомившиеся от жажды семеро сыновей Караты-Каана примчались к шалашу. С коней не сойдя, кричали, ударяли плетками в дверь. Не услышав ответа, все семеро парней спешились и зашли в дом. На женской половине старуха сидела, масло-творог сбивала. Выхватили у нее семеро братьев лохань с маслом, стали есть и отбирать друг у друг а. Облизывая ладони, жадно едят, пальцы свои сосут и удивляются: до чего вкусно, ничего вкуснее еще не едали!
— Есть еще масло? — орут они.
— Сейчас же доставай! — наседают на старуху.
— Ох, горюшко! Дети мои, это последнее, — ответила старушка, поглаживая свои седые косы и кланяясь им, как добрым гостям.
— Ах, не даешь! Так вот тебе! — сказали они и ударили плеткой старуху по спине. — Благодарим за угощение! — так говоря, кулаками ее били.
Потом сели на коней, домой вернулись. Ничего не скрывая, отцу Караты-Каану так рассказали:
— В желтой степи, где только сороки летают, в бледно-желтой степи, где только вороны летают, на берегу желтой реки живет старуха Санаа-Мерген, у дома ее резвая рыжая коза ходит.
Доит та карга сорок, чтобы масло сбить, доит она ворон, чтобы творог сделать, сына у нее нет, которого растила бы; нижняя губа у нее отвисла, разум у нее помутился, масло-творог у нее в изобилии. Мы, съев ее масло, пальцы свои жевали, съев ее творог, руки свои облизывали. Очень вкусная еда была, не заметили даже, как проглотили.
Услыхал это Караты-Каан, и от жадности у него слюни потекли. «Старуху нужно сделать рабыней, пусть пищу готовит», — сказал он. Взял бумагу, написал письмо и приказал соколу, сидящему на дымоходе: «Доставь!»
Утром, когда Санаа-Мерген, подоив своих сорок, масло сбивала, подоив своих ворон, творог делала, из дымохода упало письмо-послание. Старуха, охая и ворча, подняла записку и такое прочла:
«Завтра на рассвете придешь к моим дверям, принесешь мне приготовленные тобою масло-творог. Не выполнишь мой приказ, сделаю тебя рабой, будешь ходить под плеткой, сделаю тебя служанкой, будешь готовить мне и моим сыновьям еду. Но если есть у тебя стрела, чтобы стрелять, если есть у тебя сила, чтобы сразиться, поднимись на вершину черной горы, жди у глубокого черного оврага.
Я, Караты-Каан, повелевающий многочисленными народами».
Прочитав это, не сердившаяся Санаа-Мерген рассердилась, не гневавшаяся, разгневалась.
— Хочет посмеяться, пусть смеется, хочет унизить, пусть унижает. Чем быть рабой под плеткой, лучше я сражусь с Караты-Кааном, — сказала она.
Из осоки сделала стрелу, из камыша сделала лук. Съела свое масло-творог, испила из своей желтой реки, вышла в желтую степь проститься, на солнце глядя, погладила свои седые косы. Сев на резвую рыжую козу, направилась к черной горе. Отбрасывая копытами желтый песок, резвая рыжая коза напрямик быстро помчалась.
Вот поднялась она на черную гору, добралась до черного оврага. Пока Санаа-Мерген, спешившись с резвой рыжей козы, устраивала засаду, Караты-Каан, возглавляя свое глупое войско, ведя за собой своих семерых сыновей, поднялся на черную гору. Их черные кольчуги блестят, сверкающие доспехи звенят.
Увидев старуху на рыжей резвой козе, они стали смеяться, потешаться стали над ней:
— Разве старухе стать шаманом? Разве стать ей мужчиной, не позволяющим бить себя плеткой? Что ты надумала, старая баба? Паршивая твоя коза стала тебе жеребенком, видать, сама же ты, женщина, стала мужчиной, видать, — так говорили они и принялись стрелять из луков.
Увидев это, резвая коза подобно ветру помчалась на войско Караты-Каана. Мчится в одну сторону — по шестьдесят тысяч, обратно мчится — по пятьдесят тысяч воинов нанизывает на свои рога. Оглянуться не успели, как резвая рыжая коза победила глупое войско Караты-Каана. Увидев такое, не гневавшийся Караты-Каан кустистые брови свои нахмурил, бороду выдрал, как гром, закричал:
— Старуха беззубая, ты уничтожила мое войско! Противная баба с впалыми щеками, ты победила моих воинов! — крикнув, он натянул железный лук и пустил живую стрелу в старуху.
Земля содрогнулась, гром громыхнул — живая стрела Караты-Каана прямо в старуху попала. Как будто о камень ударилась, отскочила и переломилась.
— У матери одна рожденная, у отца одна я осталась; лук мой из осоки, стрела моя из камыша, пронзи грудь алчного Караты-Каана, поработившего народы, не сделавшего ничего доброго для людей, не жалеющего слуг своих, пронзи его грудь, коричневую кровь его пролей, — так заклиная, мудрая воительница Санаа-Мерген выпустила свою стрелу.
Воздух-ветер зашумел, деревья-камни закачались. Стрела из камыша, сердце Караты-Каана насквозь пронзив, его семерых сыновей наповал убила. Окровавленное тело Караты-Каана в россыпь камней превратилось, его коричневая кровь, озером став, заплескалась.
Старуха, победив злодея, села на свою резвую рыжую козу и направилась в желтую степь. Долгие века страдавший в рабстве люд Караты-Каана ее провожает, много красивых песен слагает. Угощает яствами, сладостями кормит.
— Спокойно вам доехать, уважаемая, — так благословляют.
Но как ехала Санаа-Мерген, через дорогу мышь пробежала. Резвая рыжая коза, испугавшись, с дороги в сторону шарахнулась. Оба ее уха вздрогнули. Упала Санаа-Мерген посреди широкой дороги. Упала так, что не смогла подняться, и там же скончалась. Красивые цветы выросли на ее могиле. Резвая рыжая коза, став животным желтой степи, ушла от людей.
Долго еще она водила диких животных к желтой реке и паслась в желтой степи.
Иллюстратор Ионайтис О.
