На командорах

Командорские острова были открыты в первой поло­вине XVIII века офицером русского флота командором Берингом во время его экспедиций к берегам Северной Америки и поэтому получили такое название. Они нахо­дятся в море, которое также названо в честь знаменитого мореплавателя — Беринговым.

Зимой Командорские острова, как вершины снежных гор, торчат в холодных водах Берингова моря. Берега островов скалисты и неприступны. Весной, когда цветёт тундра, прилетают сюда гнездиться несметные стаи птиц. На озерках и речках гнездятся дикие утки и гуси. С моря в речки приходят метать икру стаи гольцов. Их ловят в реке руками или рубашкой и делают из них вкусное блюдо хоху — запекают гольца на противне в тесте.

В тундре на каждой кочке растут грибы, белые и по­досиновики, крупные и совсем без единого червячка. Ре­бята на собачьих упряжках всем классом уходят в тундру за грибами. Срезают ножиками только шляпки и к вечеру привозят полные нарты грибов, сушат их на зиму.

В конце апреля, как зазвенят на солнцепёках первые ручьи, к берегам островов приплывают с моря котики — большие тюлени с тёплой и драгоценной шкурой.

Котики приплывают, чтобы на суше родить детей, маленьких чёрных котиков, их так и называют „чёрнень­кие”.

Места на пляжах мало, а с моря плывут всё новые и новые котики. Издалека слышен рёв котиков, которые дерутся за место на лежбище.

В июне, как родятся маленькие котики, то рёв слышен за километр. Взрослые ревут, да ещё котята ползают по всему лежбищу и жалобно кричат „бэ-бэ-бэ“, совсем как барашки.

Мама котёнка уплывает в море ловить рыбу, кормить­ся, а котята собираются вместе, как в детском саду, иг­рают или пригреются на солнце и спят, да так крепко, что можно погладить котёнка и даже на руки взять — всё равно не проснётся.

Недели через три котята подрастут и залезут в воду, где помельче, и плещутся, купаются. Уплывают сначала недалеко, но с каждым днём котята заплывают всё даль­ше и дальше, скатываются, как с гор, с высоких волн, кувыркаются, привыкают к бескрайним океанским просто­рам, чтоб осенью уплыть на зимовку в тёплое Японское море.

Весной бесконечными караванами прилетают на отвес­ные скалы кайры.

На каждом выступе скалы, на каждом карнизе, на каждом камне, в каждой трещине, где только можно удержаться, сидят кайры. Сидят так тесно, что и по­шевелиться не могут. Прилетит с моря кайра и сверху прямо на головы садится. Все кайры закричат: арра- арра-арра, но потеснятся и опять успокоятся.

И так их много, что в тумане, когда корабль подхо­дит, за километр слышны крики — ведь на такой скале гнездятся сотни тысяч кайр.

Это и есть птичий базар.

Кайры —птицы морские. У них перо плотное, и под перьями настоящая шуба из пуха, тёплая и лёгкая, по­этому кайрам не страшны ни холодные ветры, ни ледяное море. Под водой кайра как будто летит, крылышками короткими гребёт, как вёслами, а нужно повернуть — лапкой вместо руля подгребает. И такая она ловкая под водой, что ни одна рыба от неё не уйдёт, даже быстрая сельдь. Зато когда кайра в воздухе летит, на неё даже смешно смотреть — крылышками, как ручками, изо всех сил машет.

Кайра за лето кладёт всего одно яйцо, и высиживают его оба родителя, по очереди: одна кайра в море улетает кормиться, другая греет яйцо.

И каждая пара возвращается каждый год на тот же птичий базар, на ту же скалу, и даже яйцо откладывает на тот же каменный карниз, что в прошлом году.

Если весна не дружная, кайра не дожидается, когда растает снег. Она складывает перепончатые лапы, откла­дывает яйцо, и оно лежит на лапах, как в корытце, и сверху обогревается тёплым пухом.

Яйцо большое, в два раза больше куриного, и похоже на грушу или на Ваньку-встаньку. На тупом конце скор­лупа тоньше, на остром — намного толще и тяжелее, поэтому яйца кайр почти никогда не скатываются вниз, даже с маленького уступа на отвесной скале. Яйца голу­боватые или зеленоватые, как морская волна, и все раз­рисованы чёрными точками, коричневыми мазками, как будто кто-то кисточку в краску макал, рисовать пробовал.

Через месяц вылупляются серые птенцы. Они покрыты жёстким пухом, чтобы его ветер не раздувал и птенец не мёрз на голых скалах. Первое время мать не отходит от птенца и своим телом закрывает его от холодного ветра.

Кайрята очень прожорливые. Родители кормят птенцов рыбой. Иногда принесут кайрёнку такую крупную селёд­ку, что птенец с полселёдки проглотит, а хвост из рас­крытого клюва торчит, и всё равно он селёдку не выплё­вывает. Другой птенец старается вырвать эту рыбину, начинает её заглатывать с хвоста. Два кайрёнка упи­раются лапками, вырывают рыбину друг у друга и, бы­вает, сорвутся со скалы и ра­зобьются.

Растут кайрята быстро.

Птенец ещё летать не уме­ет, только перья выросли, но уже пора на воду. Стоит кай- рёнок на краю каменного кар­низа, кайры вокруг хлопают крыльями, кричат: арра-арра- арра! Гонят его в воду: пры- гай-прыгай-прыгай! Но вот он прыгнул и спланировал на воду, как серый пушок оду­ванчика.

На воде взрослые кайры его окружили, суетятся, ра­дуются, кричат: арра-арра- арра! — „Ну вот и ты стал настоящей морской птицей!»

Кайры не зря собираются на гнездовья в птичьи база­ры. Всем вместе им легче спасаться от врагов.

Большие океанские чайки ходят кругами над базаром, смотрят. Как яйцо осталось без присмотра, чайка налетит, схватит клювом и расклюёт в стороне. Птенец попадётся — птенца утащит, заклюёт.

Да не только чайки, ди­кие песцы крадутся по краю скалы на птичий базар, яйца воровать. Схватит песец яйцо в пасть и утащит к норе, потом за вторым придёт, на­таскает побольше яиц, а по­том дырки в скорлупках про­грызает и пьёт. Около песцо­вой норы бывают целые кучи скорлупок. Песец над самой кручей крадётся по узким карнизам, яйца ворует, иног­да срывается вниз и разби­вается насмерть. И всё равно самое это для него вкусное блюдо — кайриные яйца. Они и правда вкусные. Люди их собирают сотнями тысяч, де­лают из них яичный порошок или жарят яичницу. Когда пе­ченье пекут, в тесто добавля­ют, чтобы сдобное было. И ребята на Дальнем Востоке очень любят кайриные яйца: и в школах едят, и в дет­ских садах.

Собирают яйца кайр толь­ко один раз, чтобы кайра успела второй раз яйцо снес­ти и за лето выкормить птенца.

Не только кайры устра­ивают общие гнездовья — птичьи базары. Вот колония топорков. Они не кладут свои яйца на камни, а роют глу­бокие норы — пещерки, вы­стилают мхом и травой и в них выводят птенцов. Топорковый остров весь изрыт норами топорков. Топорков ещё на­зывают морскими попугаями.

Топорок — тёмно-коричне­вая птица, на голове два пуч­ка золотистых перьев. Топор­ками их зовут потому, что клюв у них похож на топо­рик и весь в красных, оранже­вых и зелёных полосках. Сильным клювом роет топо­рок свою нору.

Раньше на Командорах дикие песцы рыли свои норы под избами, дрались с кош­ками, по ночам спать не да­вали, возились под полом, рычали. Потом многих пере­ловили и устроили зверофер­му, где они живут в клет­ках-вольерах. Кормят пес­цов свежей рыбой, китовым мясом, вяленой рыбой — юко­лой. Молодые песцы совсем ручные, да только не зевай — всё время на тундру погля­дывают: нельзя ли убежать на волю, к диким песцам?

Вот она, звероферма; ря­дами клетки стоят, за песцами зоотехники смотрят: хороший ли аппетит? Не заболели ли? Прибавляют ли в весе? Если за ними уход и корм хорошие, то и шкурка у песца будет густая, первого сорта.

Диких песцов тоже не забывают. Охотники летом юколу вялят и складывают в избушках в тундре, а зи­мой, когда корма мало, под­кармливают диких песцов. Бывает, выкинет на берег мёртвого кита. Песцы к нему со всех сторон сбегаются и начинают выедать в ките норы и жить в них. И обед и жильё вместе, не надо по тундре бегать еду добывать. Но охотники как найдут та­кого кита, песцов из него выгоняют, а кита сжигают — он жирный, хорошо горит. Это они так делают, чтобы глупых песцов спасти. У пес­ца от китового жира вся шерсть пушистая сваляется, слипнется, и в холод он за­мёрзнет.

На Командорских островах метеорологи в любое время года —и в пургу, и в туман стоят на вахте, записывают показания приборов. Какова сила ветра, какая температу­ра воздуха и воды. Как высоко и быстро вода поднимается в реках весной и после дождя. Вот сейчас запустят шар-зонт, он поднимается с приборами высоко-высоко, и приборы передадут сигналы на зем­лю, что делается на этой высоте. Облака летят в одну сторону, а ещё выше, может быть, ветер дует совсем в обратную сторону, и нужно знать, какой силы ветер и на какой высоте он дует. Если пилот не будет точно знать этого, он не сможет ни взлететь, ни посадить самолёт.

Да не только лётчикам нужно знать всё о погоде, но и морякам, чтобы вести корабль, и рыбакам, чтобы выйти в море, на лов рыбы, надо знать, какая будет по­года. По радио метеорологи скажут, что движется шторм с севера на юг, как раз в те места, куда рыбаки держат курс. Рыбаки получат сообщение и пойдут в другие мес­та лова.

Нужно зимой на вездеходе добраться до дальнего прииска. Вроде погода хорошая, солнышко светит, ветра нет, но уже метеорологи с Командорских островов пере­дали, что ожидается сильный ветер со снегом. Значит, ехать нельзя: вездеход снегом занесёт и люди могут замёрзнуть.

На Севере пурга дует по нескольку дней, а когда ветер утихнет — как будто никакого вездехода и не было, только ровные снега блестят на солнце. Да что везде­ход—дома заносит вместе с печными трубами, и люди лопатами, как снежная буря кончится, роют себе выход наружу.

Никто так не ценит работу метеорологов, как люди моря, тайги и тундры.

Командорские острова первые принимают на себя и штормовые удары ветра, и морские валы от подводных извержений вулканов — цунами.

Потому и служба метеорологов на Командорах так необходима.

Раньше летом на Командорских островах ездили на собачьих упряжках.

Собаки в упряжке сработались вместе, и охотник зна­ет, какие собаки лучше потянут впереди, а послабее за­прягает назад.

А если ездовая собака ленивая и только делает вид, что тянет нарты, остальные собаки разорвут её на ходу, когда упряжка мчится по тундре. Все собаки в упряжке слушаются передовика — ту, что бежит впереди. Передо­вик самый сильный и умный.

Часто собаки спасают жизнь промысловому охотнику. Начнётся пурга — охотник роет яму в снегу, распрягает собак и ложится в яму вместе с собаками. Сверху зане­сёт их снегом, а собаки согревают охотника и друг друга. И едят они юколу — вяленую рыбу. Охотник делит её всем поровну.

И называют собак люди тундры всегда ласково — со­бачки. И заботятся охотники о своих собаках, как о лю­дях—ведь они настоящие работники.

Вот устала бежать упряжка по летней Командорской тундре. Жарко, залезли собачки в озерко и отдыхают, остывают. Пока собачки не отдохнут, дальше охотник не поедет.

(Илл. Митурича М.)