Как проучили гремучего змея

Жили-были две вороны. Они свили себе гнездо на старом тополе, единственном старом тополе в груше­вом саду.

Под корнями этого тополя, в норе, жил Гремучий Змей. Он был очень старый и очень большой, и, когда он тряс своим хвостом с трещотками, шум был такой что его могли слышать школьники в Литлроке.

Гремучий Змей почти всё время спал, но каждый день точно в половине четвёртого он вылезал из норы и забирался на дерево, чтобы заглянуть в воронье гнездо.

Если в гнезде лежало яйцо — а оно почти всегда там лежало,— Змей, не раздумывая, набрасывался на него и проглатывал целиком вместе со скорлупой.

После вкусного завтрака он уползал обратно в свою нору и снова ложился спать.

Каждый день ровно в четверть четвёртого миссис Ворона ходила в бакалейную лавку за всякими мелоча­ми. И вот когда она возвращалась оттуда, в гнезде уже было пусто.

«Что могло случиться с моим дорогим яичком?» — ничего не понимала миссис Ворона.

Она повсюду искала своё бледно-зелёное с малень­кими чёрными крапинками яичко, но никогда не нахо­дила его, поэтому почти каждый день после вечернего чая миссис Ворона откладывала ещё одно яйцо. Так продолжалось долго, пока однажды она не вернулась домой раньше обычного и не застала Гремучего Змея на месте преступления.

— Чудовище! — закричала она.—Что ты делаешь?!

— Я завтракаю! — чавкал Змей набитым ртом и не спеша сползал вниз по дереву.

Мистер Ворон работал помощником управляющего аптекой в Пальмовой долине. Когда в тот вечер он вер­нулся домой, то нашёл свою жену бледной и осунув­шейся. Она сосредоточенно расхаживала взад и вперёд по ветке перед гнездом.

— Что случилось, дорогая? — спросил он.—Ты вы­глядишь совсем больной. Уж не переела ли ты опять, а?

— Какой ты грубый и бесчувственный!—вспыхну­ла миссис Ворона.— Я работаю для тебя не покладая крыльев да ещё каждый божий день откладываю све­жее яйцо, конечно, кроме воскресений и государствен­ных праздников. Двести девяносто семь яиц в год — и ни одного птенца! И всё, что ты можешь сделать,— это спросить: не переела ли я?! А я вся дрожу, когда думаю об этом отвратительном Гремучем Змее.

— Гремучем Змее? — переспросил мистер Ворон.— Каком Змее?

— Таком, который съел все мои дорогие яички,— ответила миссис Ворона и залилась слезами.

Когда, наконец, она смогла объяснить, что же случи­лось, мистер Ворон покачал головой:

— Это серьёзно, с этим нужно что-то делать.

— Почему бы тебе не спуститься в нору Змея и не убить его? — всхлипнула миссис Ворона.

— Я не думаю, что это очень хорошая идея,— от­ветил мистер Ворон.

— Ты что, испугался? — вспыхнула миссис Ворона.

— Испугался? — повторил мистер Ворон.— Я вовсе не говорил, что испугался. Я только сказал, что не ду­маю, что эта идея очень удачная. Должен тебе сказать, что твои идеи редко бывают удачными. Я лучше поговорю со своим другом Филином. Филин — это голова. Его идеи всегда лучше твоих.

Старик Филин жил на высоком тополе во дворе мис­тера Оста. Он работал сторожем по ночам, поэтому це­лый день, как правило, спал.

Когда мистер Ворон постучал в его дверь, он как раз собирался вставать.

— Входи, приятель,—пригласил Филин.— Извини, что я в комнатных туфлях.

Мистер Ворон присел и, пока Старик Филин брился и расчёсывал перья, рассказал ему всю историю.

— Ну-у-у…— протянул Старик Филин, когда мистер Ворон закончил,— сейчас можно только сидеть и ждать.

И с этими словами старик Филин полетел вниз, в сад мистера Оста, и там приземлился на клумбу.

— Ох, какая грязь! — сказал мистер Ворон, при­землившись рядом с другом.

— Ты слишком много говоришь. Закрой свой клюв и делай всё, точно как я,—посоветовал старик Филин.

Сказав так, он набрал полную горсть грязи и сталлепить из неё яйцо. Мистер Ворон делал то же самое. А когда они закончили, старик Филин взлетел на кры­шу дома—туда, где была печная труба. Печку как раз топили; и труба была горячая. Старик Филин положил яйца в консервную банку и поставил её на трубу.

Потом друзья полетели домой к Филину и поужи­нали. Когда они вымыли посуду и послушали по радио вечерний концерт, было десять часов и луна ярко све­тила над горами.

— Я думаю, наши яйца уже готовы,— сказал старик Филин.

И они опять полетели на крышу. Действительно, глиняные яйца вполне пропеклись и стали твёрдыми, как камень.

— Какого цвета яйца откладывает твоя жена? — спросил старик Филин.

— Бледно-зелёные с маленькими чёрными крапин­ками,— ответил мистер Ворон.

— Так,— на минуту задумался старик Филин,—се­годня, к твоему счастью, сын мистера Оста бросил кра­ски во дворе…— И взяв яйца, он слетел на стол в саду, где лежали кисти и стояло несколько баночек с крас­ками.

Старик Филин и мистер Ворон разрисовали яйца так, что они стали совсем как настоящие. Друзья высушили их над трубой и около полуночи, когда краска совсем высохла, полетели на старый тополь, где миссис Ворона ждала их с нетерпением.

— Так,— закричала она,—кто из вас решился спус­титься вниз и убить Змея?!

— Никто,— ответил мистер Ворон.

— Никто? — взвизгнула миссис Ворона.— Значит, двести девяносто семь моих дорогих яичек должны пропадать в глотке этого отвратительного Змея? И это никого не волнует?!

— Дорогая,— сказал мистер Ворон,—ты слишком много говоришь. Закрой свой клюв и вылезай из гнезда.

Миссис Ворона, конечно, обиделась, но всё же по­слушала своего супруга.— И старик Филин положил глиняные яйца в гнездо.

— Для чего это? — полюбопытствовала миссис Во­рона.

— Сиди и жди,— многозначительно сказал старик Филин и полетел к своему родственнику охотиться на сусликов.

На следующий день миссис Ворона, как обычно, от­правилась в лавку за покупками. В это время Гремучий Змей проснулся и опять почувствовал голод. Он, как обычно, влез на дерево, чтобы опять подкрепиться.

— Сегодня целых два яйца, ням, ням!—зачмокал губами Змей. (Ну, конечно, потому что у него были очень плохие манеры. Да, его матушка совсем не забо­тилась о его воспитании!)

Потом он вытянул шею и проглотил оба яйца цели­ком одно за другим.

После обильного обеда Змей растянулся на ветке, чтобы погреться на солнышке. Устраиваясь поудобнее, он лениво бормотал:

Как хорошо уметь летать, но у меня—ням-ням! — нет крыльев,

А я и рад, ведь так приятно полежать, на солнышке погреть—буль-буль!— животик и потрещать хвостом…

Хоть нету ножек у меня и не умею бегать я, зато умею ползать.

Могу забраться высоко — в воронье гнёздышко — и пообедать там. Ням-ням, ням-ням…

Вдруг он перестал бормотать.

«У этих яиц, должно быть, очень толстая скорлу­па,— подумал он.— Обычно они разбивались раньше, чем попадали ко мне в живот. Но на этот раз, кажется, всё по-другому».

Вдруг Змей почувствовал жуткую боль в животе.

— Ох! — закряхтел он.— Ой! Ай! Ах! Ух!

Боль всё усиливалась и усиливалась.

— Ой! Ай! Ох!—Змей стал корчиться от боли, из­виваться, крутиться и вертеться.

Он крутился и вертелся, вертелся и крутился. И до­крутился до того, что совсем перестал соображать, что делает: взял и привязал свою шею к ветке морским уз­лом. А освободиться уже не смог. Но его знаменитый хвост с трещотками пока был свободен, и Змей стал бить им так яростно, сворачивая то кольцом, то спи­ралью, что наделал страшного шума. И в конце концов и хвост привязал морским узлом к другой ветке.

Из последних сил он попытался выпутаться из завя­занного узла, но глиняные яйца в животе причиняли ему мучительную боль. В конце концов, совсем обесси­лев, Змей повис на дереве, как бельевая верёвка.

Вскоре миссис Ворона вернулась из лавки и сначала испугалась, увидев Гремучего Змея, но когда заметила, как туго он завязан, то осмелела и принялась долго от­читывать его: КАК ДУРНО ПОЕДАТЬ ЯЙЦА У ДРУГИХ ЛЮДЕЙ!

С тех пор прошло немного времени. Миссис Ворона успешно высидела четыре выводка, по семнадцать де­тей в каждом. А Гремучего Змея она использовала как бельевую верёвку для сушки маленьких пелёнок.

Иллюстратор Бордюг С.