Далеко-далеко, за топкими болотами, за дремучими лесами, за высокими горами появился на свет Змееныш. Он был ленивым и безразличным ко всему, что творилось вокруг него. Целыми днями лежал он и шевелил лишь хвостиком, издавая звуки, похожие на погремушку. А иной раз, поглядывая на птиц и размечтавшись, он совсем затихал. «Эх, как было бы хорошо, если бы у меня выросли крылья!». Услышал его колдун, что жил по соседству, и выполнил его желание. И вдруг крылья стали расти! Обрадовался Змееныш, расправил их и полетел.
Подлетая к одной деревеньке, издали услышал какой-то сильный стук. Спустился ниже и увидел, как крепкий краснощекий мужик бьет по наковальне молотом. «Молодец, кузнец! Хорошо работает!» -подумал Змееныш и полетел дальше.
Подлетая к другой деревеньке, увидел на поле много баб и мужиков, которые размахивают косами. «И здесь трудятся в поте лица! Хорошо!» — и опять полетел дальше. А третья деревенька заливалась песнями, которые вызвали у Змееныша такой восторг, что он даже хвостиком перестал трясти и от удовольствия закрыл глаза. И опять Змееныш размечтался: «Эх, были бы эти земли моими!».
И вот Змееныш вырос, превратился в сильного Гремучего Змея и тихонечко прибрал все эти земли к своим рукам. На две деревеньки оброк наложил, а на третью глаз положил. И опять размечтался: «Вот выстрою себе дворец, буду лежать, а девчонки из деревеньки будут мне песенки напевать». Так размечтался Гремучий Змей, что сна лишился и дал управляющему наказ привезти из певучей деревеньки голосистую девчонку, чтобы его усыпила. Привез управляющий девчонку. Пела она день, пела ночь, устала. Веки закрываются, а она поет и поет. А Гремучему Змею хоть бы что: таращит глаза и гремит хвостом. Не выдержала девчонка, уснула. И ее тут же посадили в темницу. Управляющий привозит вторую, третью. Девчонки, что поголосистее, поют и день и два, а Змей никак не засыпает, гремит хвостом и все тут. Одна бойкая девчонка пела три дня и три ночи, не выдержала и закричала:
— Да перестань ты греметь своей погремушкой! Дрыхни!
И ее Змей отправил в темницу. Все девчонки, которых ему привозил управляющий, оказались там же.
И пришла очередь отправиться к Гремучему Змею самой веселой, самой маленькой девчушке. Увидев ее, Гремучий Змей в гневе закричал на управляющего:
— Зачем притащил такую малюсенькую?
А девчушка ласково сказала:
— Не сердись на него, Змейчик, я сама напросилась к тебе. Есть у нас и постарше, но они все безголосые, не поют, а рты только разевают.
Гремучий улыбнулся.
— А ты петь-то умеешь?
— Еще как! Любую певунью за пояс заткну!
— А звать тебя как? — поинтересовался Змей. — Может, ты не певунья, а хвастунья?!
Управляющий залился громким смехом. Девчушка надулась и отвернулась. Гремучий Змей, прищурив глаза, внимательно разглядывал ее, не зная, как поступить. И строго повторил вопрос:
— Ну, как же тебя звать?!
— Ксюшка, — не повернув головы, ответила девчушка.
— А, ну, Ксюшка, запевай частушки!
И Ксюшку как будто подменили: она вскинула вверх голову, хлопнула ладошками, топнула ножками и с улыбкой начала:
— Ох, топни нога,
Моя правенькая! Я с горластым петухом
Голосистая я, Песни распевала. «
Хоть и маленькая! Он не выдержал, уснул,
А я продолжала!
Ох, топну я
Да притопну я!
Напою частушек кучу
И не лопну я!
На порожке наша кошка
Гостей намывает.
Что приедут ко мне сваты,
Она того не знает!
Приезжали ко мне сваты
На рыжей кобыле,
Все приданое забрали,
А меня забыли…
Жил в деревне гармонист,
И собою неказист,
А как гармонь свою возьмет,
Сразу за душу берет!
Все боятся тебя,
А я не боюся,
Хоть неделю буду петь,
Даже не собьюся!
Очень много частушек напела Змею Ксюшка. Довольный Змей даже хвостом перестал греметь, начал улыбаться.
— Что перестал греметь-то? Подыгрывай мне своей погремушкой. Веселее мне петь будет! — сказала Ксюша и, притопнув, залилась новой частушкой, приплясывая и бегая по кругу.
— Не сама я пляшу,
Меня черти носят,
А маленькие чертенятки
Поднимают мои пятки.
С неба звездочка упала,
Я желанье загадала,
Чтоб сестренка у меня
Женихов не отбивала.
Лиза, Лиза, Лизавета,
Я люблю тебя за это:
За веселый голосок
Да за острый язычок.
Гремучий засмеялся:
— Ну, молодец, порадовала ты меня! А сестренка-то у тебя есть?
— Нет, это только в частушке она есть! — ответила Ксюшка.
Певучая деревня замолкла — некому было петь. Загрустили люди, завздыхали. И братья-близнецы — Павлушка да Андрюшка – стали собираться
на розыски своих голосистых девчонок. А дорога-то была дальняя да незнакомая.
Где живет Гремучий Змей, никто не знал и не ведал. Думали люди, думали, как помочь братьям, так ничего и не придумали. И тут кто-то вспомнил о старой бабке, которая с давних времен жила на окраине деревни. Никто точно имени ее не знал, а звали ее все Двухсотка. Говорили, что она уже прожила на свете более двухсот лет, от старости даже мхом обросла.
И пошли Павлушка да Андрюшка к ней за помощью. Бабка, выслушав их, согласилась помочь. Но предупредила, что со Змеем Гремучим справиться не так уж просто. Но силен был не он, а его хитрый управляющий. Бабка с ними говорила, а сама все руками водила. Андрюшка спросил ее:
— Что, бабка, потеряла?
— Да глаза свои куда-то подевала.
— А вот они, бабуся! — подавая ей очки, сказал Павлушка.
Нацепив их на нос, Двухсотка уставилась на мальчишек, пристально разглядывая их.
— Да вы как одно целое! Это хорошо, очень даже хорошо! -обрадовалась она. И взглянув мельком сначала на одного, потом на другого, спросила:
— Кто подал мне очки? Молчите, сама угадаю, — и остановила взгляд на Павлушке. — Ты будешь старшим, я так решила. А ты, братик, — обратилась она к Андрюшке, — слушайся и никогда не перечь ему! Запомните: вы — одно целое. Обиду на брата затаишь — себе навредишь.
Прощаясь, бабка Двухсотка в руки Павлушке подала погремушку.
— Эта безобидная игрушка для управляющего будет ловушкой. Изучите, как хвост Змея гремит, когда он гуляет и когда засыпает.
И, сняв очки, подала их Андрюшке.
— Теперь будет спокойней старушке -погремушка у тебя, Павлушка. А ты, береги очки, Андрюшка. Почаще заглядывай в них по дороге. Собьетесь с пути — в них будет тревога. А ваш правильный путь буду я одобрять: заглянешь в очки — стану кивать.
— А как же ты без глаз своих, бабуся? — спросили в один голос близнецы.
— Хоть без глаз и не годится, но я без них привыкла обходиться.
Поблагодарили Павлушка с Андрюшкой добрую Двухсотку старушку и отправились в путь. Прошли соседнюю деревеньку, на поле свернули. А там мужики да бабы хлеб убирают. Мужики серпами жнут, а бабы снопы вяжут. Узнали люди, куда путь держат Павлушка с Андрюшкой, насыпали им зерна, в котором от Земли нашей сила заложена была. Отдохнули близнецы, поели и, поблагодарив людей за хлеб-соль, пошли дальше. Средь хлебных снопов поле обошли и на дорогу вышли.
Подходя к другой деревеньке, издали услышали сильный стук -это мужик бьет молотом по наковальне. Поздоровались, водички попили, с кузнецом поговорили. Провожая, кузнец им топорик дал.
— Авось пригодится через густой лес пробираться.
Миновали деревню, в поле свернули. Заглянул в очки Андрюшка, а там кивает им старушка. Долго-долго полем шли, затем в лес вошли. Ягод нарвали, сели, поели и опять зашагали. Переночевали в лесу. С рассветом опять в очки заглянул Андрюшка, а там левым глазом моргнула старушка. Их это удивило, ведь про левый глаз она им ничего не говорила. Сообразили Павлушка и Андрюшка — им загадку подбросила
Двухсотка-старушка.
— А может, она над нами пошутила? — засомневался в старушке Андрюшка.
— Я думаю, она помогает нам, — уверенно сказал Павлушка. — Моргнула левым глазом — знак подала. Значит, наша путь-дорожка влево повела. И братья повернули влево. Но не вытерпел Андрюшка — решил проверить старушку. Заглянул в очки-стекло, а там темным-темно… Погрозил ему Павлушка.
— Что ты делаешь, Андрюшка? Ох, неверующий Фома, ведь обиделась она!
Пока шли они дорожкой, которую избрали, очки в их торбочке лежали. Преодолеть тяжелый путь через дремучие леса помог им топорик кузнеца. Вышли к болоту. И снова заглянул в очки Андрюшка. А там, улыбаясь, моргнула правым глазом старушка. Опять подсказала: идти надо направо.
А болото широкое, топкое, страшное, и кочек не видно. Лишь одна сторона его была кочковата и узковата. И здесь топорик кузнеца пригодился. Съев несколько зерен пшеницы, мальчишки силы восстановили, две палки себе смастерили и, запрыгав по кочкам, вперед заспешили.
Дошли они до горной тропинки, но отвесная скала преградила им путь. Вытащил из торбочки очки Андрюшка, а там кивает им старушка. Упираясь ногами и хватаясь руками, стали братья карабкаться вверх. Очутившись в горной долине, отдохнули на берегу небольшой шумной речушки. Попив водички, тронулись в путь, на ходу разжевывая зерна пшеницы.
И вот вдали показалось какое-то строение. Братья стали продвигаться вперед с большей осторожностью. До их слуха донеслась песня. Прячась за камнями, они подходили все ближе и ближе.
— Да это ж поют наши девчушки! — обрадовался Андрюшка. — Но что-то не слышно голосочка Ксюшки…
Прячась за россыпью камней и следуя совету бабки Двухсотки, братья решили действовать врозь. К дому Гремучего Змея пошел один Павлушка, захватив с собой топорик и несколько зерен пшеницы. Он шел безбоязненно, не страшась, что его могут схватить. Шел и насвистывал, примечая по дороге, где и что находится. Управляющий услышал его свист и вышел навстречу, преградив мальчишке дорогу.
— Кто такой? Что здесь делаешь?
— Строитель я. Нет ли у вас какой работы?
— Пойдем, отведу тебя к хозяину.
Гремучий был приветлив с Павлушкой, но донесшееся пение вызвало в нем нервозность, и он приказал управляющему:
— Уйми их там в темнице!
— Да какая это темница? Просто развалюшка! Даже крыши нет, -удивился Павлушка. И предложил: давайте я выстрою новую, да высокую. Гремучий Змей обрадовался и согласился.
В тот же день Павлушка взялся за дело. Подарок кузнеца — чудо-топорик — стучал с веселым звоном. Как стемнело — стук прекратился. Посмотрел управляющий — работник спит, а рядом топорик лежит. Но недолго он лежал, вскоре снова застучал. Для Андрюшки это был сигнал.
Ночь. Управляющий спит, девчонки в темнице напелись и тоже спят. По змеиному дому пошел с разведкой Павлушка, а топориком весело стучит Андрюшка.
В первую ночку мало что разведал Павлушка. Утром, чуть свет, он снова взял в руки топорик, а Андрюшка схоронился средь камней. Три дня и три ночи так они трудились, а управляющий со Змеем работником дивились.
Летели денечки, братья слышали, как пели девчонки, но в песнях не звучал голосок их сестренки.
— Может, ее в живых уже нет, — думал Андрюшка.
— Поет у Змея в покоях, — решил Павлушка.
И вот однажды, крадучись по коридору, он услышал тихую задушевную песню.
— Ксюшка! — обрадовался Павлушка и приоткрыл дверь. Вздрогнула Ксюшка, увидев Павлушку. Убедившись, что Змей спит, вышла за дверь. Они обнялись. Заплакала Ксюшка, а Павлушка зашептал ей на ушко:
— Потерпи еще немного, сестренка, и помоги нам — постарайся усыпить Гремучего днем.
Опять наступила ночь. Управляющий спит, спят и девчонки-певуньи, одному Гремучему не спится. Начал он на Ксюшку браниться:
— Что ты одно и то же поешь! Песенки не повторяй, каждую ночь новую напевай! Знала Ксюшка, что Змей засыпает под новые песни, вот и стала оттягивать их напоследок, под утро. Заслушается Змей и уснет. Подойдет управляющий к двери, а там тишина. Если Ксюшка не напевает, значит, его хозяин где-нибудь гуляет. И прислушивается управляющий, в какой стороне загремит хвост-погремушка.
Теперь днем работает Андрюшка, а с управляющим хитрит Павлушка, уводя его подальше от дома своей погремушкой. Пока управляющий плутает, Павлушка с девчонками план побега составляет. А топорик кузнеца стучит день и ночь.
Радовался Змей хорошей работой строителя, а управляющий с гордостью говорил, что это он нашел такого хорошего работника.
И вот, окончена стройка. Гремучий пришел работу у Павлушки принимать. Осмотрел темницу снаружи, остался доволен.
— Добротная крепость-темница!
Вошел вовнутрь, а там темно. Стал нос везде совать и вопросы задавать.
— Крыша крепкая — хорошо! Окон нет — их и не нужно! А зачем эта дырочка внизу?
— Это чтобы мыши сюда забегали да девчонок пугали, — хитро улыбнулся Павлушка.
— Это очень хорошо! — засмеялся Гремучий Змей.
— А теперь, хозяин, посмотри, как закрывается дверь, — сказал Павлушка и закрыл темницу. Гремучий закричал:
— Очень хорошо, а открыть теперь как?
— Это ты уж сам подумай — я оставил тебе дырочку.
— Но я в нее не пролезу с крыльями!
— Это уж твоя проблема…
Бился Змей у двери, бился и закричал управляющему:
— Вызволи меня отсюда!
— Вызволить могу, но это будет последнее твое желание, а чтобы выполнить его, нужно убрать крылья.
За дверью наступила тишина. Гремучий думал. А потом из дырочки сверкнули его глаза — в них было больше гнева на свою доверчивую глупость, чем сожаления о потере крыльев. Затем Змей выполз сам и, раздраженно тряся хвостом-погремушкой, скрылся в кустарнике. Управляющий повернулся к Павлушке и, прищурив глаза, пристально осмотрел его:
— Как я вижу ты ловкий малый! Так просто с могучим Змеем управился! Но знай — теперь я здесь хозяин, и мне нужен хороший помощник. Будешь мне служить, но не вздумай со мной хитрить! А то я из тебя веревку сделаю, да такую, что и сам не смогу ее порвать!
— Хорошо, — ответил Павлушка, — только дай мне время подумать: или тебе служить, или веревкой быть…
— Ладно, — согласился управляющий. — Даю тебе два дня на размышление. Но запомни: больше двух просьб я не выполняю. И если у тебя появится еще какая-нибудь просьба, она будет последней.
Павлушка был действительно толковым малым. Он вспомнил слова бабки Двухсотки, и у него сразу же созрел в голове план. «Если Андрюшка не станет мне перечить, значит, мой план удастся», — думал он.
Ночью он тайно встретился с Андрюшкой.
— Завтра вечером пойдешь к управляющему вместо меня и скажешь: «Служить тебе не хочу, можешь превращать меня в веревку!» Испугался Андрюшка, с мольбой посмотрел на Павлушку. Но вспомнив напутственные слова бабки Двухсотки, подумал: «Кто-то из нас должен пожертвовать собой ради спасения других. Почему бы не я?» И согласился.
На другой день Андрюшка пошел в покои Гремучего Змея, где, развалившись, важно сидел управляющий.
— Не хочу я тебе служить, ты не блещешь умом, чтобы выполнять твои указания, — заявил Андрюшка. — Так что согласно нашему уговору превращай меня в веревку.
От этих слов управляющий аж побагровел и заорал:
— И выполню уговор! Немедленно, прямо сейчас и тут же!
И Андрюшка исчез, а на его месте появилась длинная и толстая веревка.
— Вот и лежи теперь здесь как памятник непокорности!
Немного побушевав, управляющий успокоился, довольный тем, что он теперь не рядовой колдун, а хозяин Змеиных владений и с ним одиннадцать голосистых девчонок. Помечтав еще о чем-то, он лег спать.
А Павлушка тем временем из укрытия наблюдал за управляющим, ожидая, когда он уснет. И когда новоиспеченный хозяин уснул, Павлушка лежавшей на полу веревкой обмотал ему ноги-руки, а затем опутал всего.
Проснувшись утром, новый хозяин почувствовал себя в плену той веревки, которую ни порвать, ни развязать невозможно. Он заерзал в этих путах, пытаясь позвать на помощь. Но кого? Ведь знал управляющий, что ни души нет поблизости. И вдруг он вздрогнул -увидел рядом спокойно сидящего малого, которого вчера превратил в веревку. В недоумении управляющий спросил:
— Ты живой?!…
Я потому живой, — ответил Павлушка, — что твое колдовство слабей моего ума. И поэтому оно на меня не подействовало, а наоборот — прибавило мне сил. Видишь, как я тебя связал?
— Развяжи меня! — взмолился управляющий.
— Не могу, узлы слишком крепки. Но если ты исполнишь вторую мою просьбу, я помогу тебе. Преврати веревку снова в человека — так ты развяжешь себя и еще раз убедишься, что я сильней и умней тебя.
— Не могу я исполнить твою просьбу. Ведь превращая тебя в веревку, я не только выполнял наш уговор — это было и моим желанием. А сделав из веревки человека, я выполню второе свое желание -освободиться из веревочного плена. После этого я стану бессилен!
— Выбирай сам — или лишишься колдовства и будешь жить, как все люди, или всю жизнь проваляешься связанным…
— Твоя взяла, — вздохнул управляющий и, посмотрев с тоской на веревку, произнес последние свои колдовские слова:
— Круть-круть, веревка, ну-ка развяжись и в человека превратись!
Веревка сию минуту исчезла, а рядом с Павлушкой появился Андрюшка. Увидев вместо одного двух ловких малых, похожих друг на друга, управляющий чуть не лишился рассудка и с трудом вымолвил:
— А я думал, что я самый сильный и умный…
На другой день, чуть забрезжил рассвет, у ворот собрались девчушки, а с ними и маленькая Ксюшка. Они были рады, что возвращаются домой, плясали и частушки напевали. А что долгий и трудный путь будет — об этом не знали. Волновались лишь братья-близнецы, потому что ответственность за всех несли. И нет бы очутиться сразу, как в сказке, у родимого порога… — им предстояла очень трудная дорога: придется одолеть отвесные горные скалы, да гиблое болото, а потом еще пробираться сквозь дремучие леса…
Перед дальней и трудной дорогой Павлушка с Андрюшкой достали очки своей доброй старушки. В один глаз глянул Павлушка, в другой Андрюшка, а там из родной деревеньки им улыбалась старушка.
— Добрая наша старушка, за то, что ты с нами всегда и везде, низкий поклон тебе, — сказали братья-близнецы. Крутившаяся около них Ксюшка тоже потянулась к очкам старушки. Узнала Двухсотку и засмеялась. И та ей в ответ заулыбалась:
— Сколько дней и ночей не спала ты, Ксюшка, — все Гремучему Змею напевала! А теперь для своих потрудись — всю дорогу пой и не ленись! Все станут тебе подпевать — легче с песнями будет шагать!
И, помахав ей, старушка исчезла. Поняла все Ксюшка, хлопнула ладошками, притопнула ножками и запела:
— Не отец меня воспитывал,
Не мать и не сестра,
Воспитала меня девочку,
Чужая сторона.
Хоть и бедная я,
Но подаянья не прошу,
А кто сунет палец в рот,
Я немедля откушу.
Посматривая на развеселую чудо-девчушку, управляющий со вздохом сказал:
— Если бы не оказался Павлушка сильнее меня, не отпустил бы я, Ксюшка, тебя. А тягаться мне с ним не годиться — видел, как может он двоиться!
Павлушка подмигнул Андрюшке, и они сжали руки в крепком рукопожатии, показав, как сильны они в единстве.
А управляющий вдруг предложил Ксюшке:
— Может, останешься сама? Ведь от песен твоих я просто без ума! Разодену тебя, как царицу, и отправлю учиться за границу!
Но Ксюшка ответила ему частушкой:
— Мне не надобно нарядов
И заграница не нужна,
По родимой, по сторонке
Я там сойду с ума!
Только закончила петь Ксюшка, как хором запели девчушки, трогаясь в путь. А управляющий еще долго махал им вслед…
С песнями к горам подошли. Как увидели девчонки горы высокие, заохали-заахали. Карабкаясь вверх, разве споешь? Откроешь ротик и упадешь. Что же делать? Братья смекнули, немедля в очки заглянули. Там, кивая им, старушка сказала:
— Все должны мне лица свои показать, иначе не смогу вам помогать.
Еще раз в очки заглянули Павлушка с Андрюшкой, а за ними и все девчушки.
Двухсотка им улыбнулась, а Ксюшке сказала:
— Пой, милая девочка. Постарайся, Ксюшка!
Так с песнями горы они миновали. Пожевав зерна пшеницы, опять зашагали. На болотных топях помог им топорик кузнеца. Дальше дорога пошла лесами, казалось, не будет ей и конца. А как вышла дорога в поле, все сели отдохнуть. И полилась песня про родные просторы, про реки и озера, что сердцу так милы и дороги… Только распелись девчонки, как снова надо трогаться в путь.
Рано утром с веселыми песнями подошли к кузнице и кузнецу поклонились. Возвращая ему топор, Павлушка с Андрюшкой сказали:
— Спасибо вам за топорок, он очень в деле нам помог. — Назад ничего не беру, я вам его дарю. Может случиться, он вам опять пригодится.
Павлушка с Андрюшкой ему поклонились, а девчушки в пляс пустились. Первой Ксюшка начала частушку:
У Гремучего мы пели,
Его не стеснялись,
А увидев кузнеца,
Сразу растерялись.
Приплясывая рядом с Ксюшкой, другая девчонка запела:
Наша лошадь расковалась,
Нет в деревне кузнеца.
Запрягли корову в сани,
Привезти чтоб молодца.
К ним присоединилась еще одна певунья:
Стучит в кузне молотком,
С огоньком играет.
А меня в цветастом платье
Он не замечает.
К кузнице сбежались малые и старые — послушать голосистых девчонок. Потом их накормили и домой проводили. А самая бойкая девчонка, отстав от всех, кузнецу пропела:
Брось стучать ты молотком,
Брось ковать подпруги
-По тебе вздыхают девки
Аж во всей округе!
Так и шли с песнями. Подошли к полю, где близнецам зерна пшеницы давали. На поле пусто — хлеба уже убрали. Но в деревне их ждали, хлебом-солью встречали. А девчата в ответ игристо пели песни, да так голосисто:
Хлеборобы, хлеборобы,
Ваши булки славятся,
А мы, девчонки голосисты,
Должны вам понравиться!
Хватит петь и угощаться,
Нам пора уже прощаться.
Хоть домой и рвемся,
Но к вам еще вернемся.
С радостью снова тронулись в путь. И вот показалась родная деревенька. Дорожка шла мимо ветхой избушки, где на крылечке сидела Двухсотка-старушка. Посматривая вдаль, она их дожидалась и, довольная, улыбалась. Возвращая очки и погремушку, сказали ей Андрюшка с Павлушкой:
— Негоже жить в этой развалюшке такой доброй и милой старушке. Двухсотка махнула рукой, засмущалась. И сказал тогда Павлушка:
— А мы с братиком вдвоем будем строить тебе дом. А девчонки дружно сделают, что нужно.
Маленькая Ксюшка обняла старушку:
— А я буду приходить и порядок наводить, — и запела:
Желаем, добрая бабуся,
Тебе больше не стареть.
С заботой нашей и любовью
Будешь только молодеть!
До глубины души растрогала старушку Ксюшкина частушка. Посматривает она на всех и улыбается.
А Ксюшка заводит другую частушку:
Ветер по полю гуляет,
Колоски сгибаются,
Наша бабушка Двухсотка
Детям улыбается.
И пожелала Двухсотка-старушка читателям сказки:
— Чтоб и в вашем селе появлялись Ксюшки, сочиняйте для них частушки!
(Илл. Бурдиной Н.А.)
