В славном городе было, во Рязани, жил муж честной Никита Романович со своей верной женой Афимьей Александровной. И на радость отцу с матерью у них рос-подрастал единый сын, молодешенький Добрыня Никитович.
Вот жил Никита Романович девяносто лет, жил-поживал, да и преставился. Сиротой остался Добрыня шести годов. А семи годов посадила сына Афимья Александровна грамоту учить.
И скорым-скоро научился Добрыня бойко книги читать и орлиным пером того бойчее владеть. А двенадцати годов он на гуслях играл. На гуслях играл, песни складывал.
Честная вдова Афимья Александровна на сына глядит, не нарадуется. Растет Добрыня в плечах широк, тонок в поясе, брови черные вразлет соболиные, глаза зоркие соколиные, кудри русые вьются кольцами, с лица бел да румян, ровно маков цвет, а силой да ухваткой ему равных нет, и сам ласковый, обходительный.
И вот вырос Добрыня до полного возраста. Пробудились в нем ухватки богатырские. Стал Добрыня на добром коне в чисто поле поезживать да змеев резвым конем потаптывать.
Говорила ему родна матушка:
—Дитятко мое, Добрынюшка, не надо тебе купаться в Почай- реке. Почай-река сердитая, сердитая она, свирепая. И не надобно тебе ездить на дальнюю гору Сорочинскую да ходить там в норы-пещеры змеиные.
Молоденький Добрыня Никитович своей матушки не послушался. Выходил он из палат белокаменных на широкий, на просторный двор, заходил в конюшню стоялую, выводил коня богатырского да стал заседлывать.
Потом приладил к седлу колчан со стрелами, взял тугой богатырский лук. Зычным голосом кликнул паробка, велел ему в провожатых быть.
Ездил Добрыня с паробком по чисту полю. Ни гусей, ни лебедей, ни серых утушек им не встретилось. Тут подъехал богатырь ко Почай-реке. Конь под Добрыней изнурился, и сам он под пекучим солнцем приумаялся. Захотелось добру молодцу искупатися.
Заплыл он далече от берега и совсем забыл, что матушка наказывала… А в ту пору как раз с восточной стороны лихая беда накатилася: налетел Змеинище-Горынище о трех головах, о двенадцати хоботах, погаными крыльями солнце затмил.
Углядел в реке безоружного, кинулся вниз, ощерился: „Ты теперь, Добрыня, у меня в руках. Захочу —тебя огнем спалю, захочу— в полон живьем возьму, унесу тебя в горы Сорочинские, во глубокие норы во змеиные!» Сыплет искры, огнем палит, ладится хоботами добра молодца ухватить.
А Добрыня проворен, увертливый, увернулся от хоботов змеиных да вглубь нырнул, а вынырнул у самого берега. Повыскочил на желтый песок, а Змей за ним по пятам летит.
Ищет молодец доспехи богатырские, чем ему со Змеем-чудовищем ратиться, и не нашел ни паробка, ни коня, ни боевого снаряжения.
Напугался паробок Змеища-Горынища, сам убежал и коня с доспехами прочь угнал.
Видит Добрыня: дело неладное, и некогда ему думать да гадать… Заметил на песке шляпу-колпак земли греческой да скорым-скоро набил шляпу желтым песком и метнул тот трехпудовый колпак в супротивника.
Упал Змей на сыру землю. Вскочил богатырь Змею на белу грудь, хочет порешить его жизни. Тут поганое чудовище взмолилося.
—Ты не бей, не казни меня, молоденький Добрынюшка Никитович! Мы напишем с тобой записи промеж себя: не драться веки вечные, не ратиться. Не стану я на Русь летать, разорять села с приселками, во полон людей не стану брать. А ты, мой старший брат, не езди в горы Сорочинские, не топчи резвым конем малых змеенышей.
Молоденький Добрыня, он доверчивый: льстивых речей послушался, отпустил Змея на волю-вольную, а сам воротился домой да своей матери низко кланялся:
—Государыня матушка! Благослови меня на ратную службу богатырскую.
Благословила его матушка, и поехал Добрыня в стольный Киев — град.
Он приехал на княжеский двор, привязал коня к столбу точеному, ко тому ли кольцу золоченому, сам входил в палаты белокаменные, крест клал по-писанному, а поклоны вел по-ученому: на все четыре стороны низко кланялся, а князю с княгинею во особицу.
Приветливо князь Владимир гостя встречал да расспрашивал:
—Ты откулешний, дородный добрый молодец, чьих родов, из каких городов? И как тебя по имени звать, величать по изотчине?
—Я из славного города Рязани, сын Никиты Романовича да Афимьи Александровны—Добрыня, сын Никитович. Приехал к тебе, князь, на службу ратную.
А в ту пору у князя Владимира пировали князья, бояре и русские могучие богатыри. Посадил Владимир-князь Добрыню Никитовича за стол на почетное место между Ильей Муромцем да Дунаем Ивановичем.
А сам между тем по столовой горнице похаживал, пословечно выговаривал:
—Ой вы гой еси, русские могучие богатыри, не в радости нынче я живу, во печали. Потерялась моя любимая племянница, молодая Забава Путятична.
Гуляла она с мамками, с няньками в зеленом саду, а в ту пору летел над Киевом Змеинище-Горынище, ухватил он Забаву Путятичну, взвился выше лесу стоячего и унес на горы Сорочинские, во пещеры глубокие змеиные.
Стал Владимир-князь спрашивать своих князей подколенных, бояр ближних, русских могучих богатырей, кто съездил бы на горы Сорочинские, выручил из полона, вызволил прекрасную Забавушку Путятичну.
Все князья да бояре молчком молчат. Больший хоронится за среднего, средний за меньшего, а от меньшего и ответа нет. Тут и пало на ум Добрыне Никитовичу: „А ведь нарушил Змей заповедь: на Русь не летать, во полон людей не брать—коли унес Забаву Путятичну»
Поклонился он князю Владимиру.
—Ты накинь на меня эту службицу. Змей Горыныч меня братом признал, да нарушил нашу клятву-заповедь. Мне и ехать на горы Сорочинские, выручать Забаву Путятичну.
Князь лицом просветлел и вымолвил:
—Утешил ты нас, добрый молодец!
Вышел потом Добрыня на широкий двор, сел на коня и поехал в Рязань-город просить у матушки благословения.
Говорила мать Афимья Александровна таковы слова:
—Поезжай, родное дитятко, и будет с тобой мое благословение!
Потом подала плетку семи шелков и расшитый платок белополотняный.
—Когда будешь со Змеем ратиться, твоя правая рука приустанет, белый свет в глазах потеряется, ты платком утрись и коня утри, всю усталь как рукой снимет. А над Змеем махни плеткой семишелковой—вся сила истощится змеиная.
Низко кланялся Добрыня своей матушке, потом сел на добра коня и поехал на горы Сорочинские. А поганый Змеинище-Горынище учуял Добрыню за полпоприща, налетел, стал огнем палить да биться-ратиться.
Бьются они час и другой. Изнурился борзый конь, спотыкаться стал, и у Добрыни правая рука умахалась, в глазах свет померк. Тут и вспомнил Богатырь материнский наказ.
Утерся он расшитым платком белополотняным и коня утер. Стал его верный конь поскакивать в три раза резвее прежнего. И у Добрыни вся усталость прошла, его сила утроилась. Улучил он время, махнул над Змеем плеткой семишелковой, и сила у Змея истощилася: приник-припал он к сырой земле.
Рвал-рубил Добрыня хоботы змеиные, а под конец отрубил все три головы у поганого чудовища, порубил мечом, потоптал конем всех змеенышей.
И пошел во глубокие норы змеиные, разрубил-разломал запоры крепкие, выпускал из полона народу множество, отпускал всех на волю-вольную.
Вывел Забаву Путятичну на белый свет, посадил на коня и повез в стольный Киев-град.
(Илл. Костюченко О.)
